Есть мнение Промышленный альпинизм Горец

Горец

И вот я иду один по горной дороге в райских местах, по цветущим рододендроновым лесам невероятной красоты. Никто не аплодирует, но у меня ощущение, что я сделал мегабольшую и успешную работу. И для меня это не просто тре-кинг, а переход из космического мира холода, снега, нечеловеческой сублимированной еды, постоянного терпения обратно в мир красоты, в тепло, где тебе рады, улыбаются, предлагают вкусную еду. Вот это был момент универсального, чистого, абсолютного счастья — когда ничего больше желать невозможно. Я этот момент никогда не забуду.

ОБЫКНОВЕННЫЙ ЭКСТРИМ

Я доктор наук, руковожу очень интересным проектом, у меня два ордена, семья и трое детей, но альпинизм ничуть не меньше, чем другие мои достижения. Да, я попадал в довольно тяжелые ситуации, но вовсе не для этого ходил в горы. Для меня это не покорение вершины, а покорение себя. Горы научили меня браться в обычной жизни за задачи, которые кажутся неподъемными. Ведь люди выбирают объект восхождения на грани своих возможностей, всегда ставят предельные, а иногда запредельные цели. Когда мы шли на Эверест в 1992 году, мы не знали, как будет вести себя организм на высоте 8844 м. Но мы справились. После Эвереста мы в 1996 году замахнулись на К-2 (8611 м). Это вершина в Гималаях, на границе между Китаем и Пакистаном. К-2 — изолированная планета, второй по высоте и самый сложный в мире восьмитысячник. Статистика к моменту нашего восхождения была такова: каждый четвертый альпинист на К-2 погиб.

Нас было 18 человек, мы были совершенно одни, шесть дней на верблюдах добирались к началу восхождения, и, случись что, помощи прийти неоткуда: связи тогда не было, вертолетов тоже. И если кто-то сломал ногу — это конец, если вдруг язва желудка — тоже. В той экспедиции у нас погиб товарищ. Маршрут на К-2 — это 4 км вертикального ребра, лагерь находится на высоте 4700 м, а надо залезть на 8600 м. Очень холодно, отрицательные температуры, дует сильный ветер, до 100 км/ч, а наверху еще и кислорода не хватает, поэтому постоянно приходится контролировать свое тело, чтобы не отморозить руки и ноги. Помню, как однажды с порывом ветра у меня улетел спальник на 500 м вниз. Но без него мне было не выжить, поэтому пришлось очень опасно спускаться за ним.

И вот вершина — все описывают это как экстаз, высший момент счастья, но это не так: на эмоции, общение ни сил, ни времени не остается. Пришли, увидели, в лучшем случае восхитились собой, а потом сразу начинаете думать, как безопасно спуститься. Я очень хорошо помню себя на вершине своего первого восьмитысячника — Эвереста, главная мысль была, как правильно и аккуратно слезть и остаться в живых. В горах, конечно, очень красиво. Прозрачный воздух, виды, захватывающие дух. Какие бы красивые фото я ни видел, ничто не сравнится с тем, когда ты ложишься спать на высоте 8 км и солнце опускается ниже тебя, куда-то к подножию гор. А из-за прозрачности воздуха видно все на 200-300 км вперед, соседние вершины озаряются разными цветами. Но это ничтожные моменты восхождения — обычно ты собран, расчетлив, как большой калькулятор, и не успеваешь любоваться видами.

ГОРНЫЙ ИНСТИТУТ

В Нанга-Папбат мы чуть не погибли от лавины. Я проснулся ночью от ощущения, будто меня... заливают в бетон — шла мокрая лавина, медленно, со скоростью 100 м/с, но этого было достаточно, чтобы закопать нас. Мы оказались на глубине полметра в абсолютном склепе: темно, воздуха нет. К счастью, Виктор, мой товарищ, сумел выбраться сам и откопал меня. На следующий день мы шли по тому склону, где прошла лавина. Если бы мы ошиблись и встали не в том месте, у нас бы не было ни единого шанса выжить.

Вот это самое важное в альпинизме. Приходится постоянно обо всем думать, все контролировать, как на военном корабле, где 15 экранов и тебе надо на все смотреть. Или будто одновременно жонглируешь восемью шариками. Пока шарики не падают, ты живой. Поэтому я утверждаю, что альпинизм — очень интеллектуальное занятие и особенно помог мне в научной и бизнес-карьере. Альпинизм прежде всего требует головы, а потом рук, ног, выносливости. Он учит принимать решения, очень похожие на реальную практику управления.

Здесь надо уметь ставить четкие цели, выбирая из огромного множества доступных, а потом в коммуникации с другими людьми уметь договориться. Но о чем бы вы ни договорились, все поменяется, и надо быть к этому готовым и оперативно отреагировать. Вы всегда работаете в условиях неопределенности. Перед походом, как и в реальном бизнесе, надо подготовить ресурсное обеспечение — от правильной палатки может зависеть не просто комфорт, но и ваша жизнь. Если ее порвет ветром на пяти-, семитысячнике, шансы выжить у вас невелики. А после восхождения у нас всегда шла важная процедура разбора: мы анализировали поход. Вот что стоило бы делать после каждой сделки! Но если в бизнесе можно выйти из сделки и прийти в сделку, то там уйти некуда.

ЖИЗНЬ ПО ВЕРТИКАЛИ

До нас этот маршрут никто не проходил, в том году он был номинирован как лучший маршрут года и в итоге занял второе место во всемирной классификации.

У нас была мультикультурная команда, четверо русских и иностранец, канадец. И это был не только другой язык, но и совсем иная логика принятия решений, было сложно договариваться. Позже мне этот опыт очень пригодился, когда я работал в команде по формированию имиджа России в Большой восьмерке в 2006 году.

Чангабенг — это вертикальная стена, градус наклона 88,5, то есть почти прямой угол: 1700 м стены мы прошли за 17 дней, в день продвигаясь всего на 100 м.

Все это время мы жили на платформе, которую перемещали с собой. Платформа чуть больше обычного дивана, и на ней живешь вдвоем с товарищем. Это такой ухудшенный вариант орбитальной станции — все как в космосе, если что-то улетает, то с концами. Сходить за водой — опаснейшее для жизни задание, нужно лезть по вертикальной стене, долбить лед. И постоянно надо включать еще один тип контроля: надо все пристегивать, внизу ничего нет — только пустота, а потеря любой вещи может быть смертельно опасной. Ничего лишнего на такие восхождения не берут: перед походом все взвешиваешь с точностью до 25 г.

Сложная, тонкая работа на вертикали требует очень устойчивой психики. И взаимозависимость тут очень высокая — если человек сел, ты тоже должен сесть, ни одно простое действие нельзя сделать одному. А значит, взаимопонимание и, я бы сказал, любовь к своему товарищу, доверие должны быть покруче, чем даже в семье. Как раз во время таких восхождений отбираются люди. Поэтому теперь я не верю в тимбилдинги. После того, что я прошел в горах, я не очень серьезно воспринимаю то, что делают для сплочения команды во время таких программ.

Но я мысленно аплодирую всем, кто ходит в горы — будь то Килиманджаро, Аконкагуа, Эльбрус, Альпы. Пусть это проверенные и несложные маршруты, пусть рядом гиды — все равно там трудно, и это настоящая проверка. Двух дней в горах достаточно, чтобы узнать человека лучше, чем за два года в офисе. И сам я тоже уже не повторю те восхождения, про которые тут рассказываю. Нельзя одновременно строить бизнес-школы и ходить на восьмитысячники по предельно сложным маршрутам.

Но в горы, конечно, хожу. Этим летом я впервые за 19 лет участвовал в чемпионате России в ущелье Безенги на Кавказе. Это шесть пятитысячников Кавказа и шестая, максимальная, категория сложности. Мы прошли траверс этой стены за почти рекордные шесть дней и заняли третье место. Я доволен результатом. Среди участников соревнований было не так много людей, которые живут офисной жизнью, работая, как я, по 12-15 часов в день.

В следующем году у меня 50-летие, и я собираюсь отметить его тоже в горах — пройти еще один траверс в ущелье Безенги.

Ольга Павлова
Forbes Style, зима 2009-2010